Sunday, May 18, 2014

1 Власть и интеллигенция в сибирской провинции. У истоков советской модернизации. 1926 -1932

1999
ИНСТИТУТ ИСТОРИИ и АРХЕОЛОГИИ
Благотворительный фонд
Книга издана благодаря финансовому содействию Екатеринбургского общественного благотворительного фонда "Институт истории и археологии" и Комитета государственной архивной службы администрации Новосибирской области
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК СИБИРСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ИНСТИТУТ ИСТОРИИ
АДМИНИСТРАЦИЯ НОВОСИБИРСКОЙ ОБЛАСТИ КОМИТЕТ ГОСУДАРСТВЕННОЙ АРХИВНОЙ СЛУЖБЫ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АРХИВ НОВОСИБИРСКОЙ ОБЛАСТИ

ВЛАСТЬ И ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ В СИБИРСКОЙ ПРОВИНЦИИ У ИСТОКОВ СОВЕТСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ
1926 -1932 Сборник документов

Ответственный редактор доктор исторических наук СЛ. Красильников
НОВОСИБИРСК Издательство Института археологии и этнографии СО РАН
1999
ББК 63.3(2)71 В58






https://drive.google.com/file/d/0B96SnjoTQuH_a0h2U2lwczYzODQ/edit?usp=sharing






Рецензенты доктор исторических наук В.Л. Соскин доктор исторических наук И.С. Кузнецов
Утверждено к печати Институтом истории СО РАН
Книга подготовлена при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (исследовательский проект № 97-01 -00114) и Совета Программы поддержки ведущих научных школ (проект №96-15-98650)
Власть и интеллигенция в сибирской провинции. У истоков советской модер­низации. 1926 -1932: Сборник документов / Сост. С.А. Красильников, Т.Н. Осташко, Л.С. Пащенко, Л.И. Пыстина. - Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этногра­фии СО РАН, 1999.-360 с.
Сборник ранее непубликовавшихся документов из фондов Государственного архива Новосибирской области, а также других архивов отразил развертывание начального этапа т.н. социалистической реконструкции народного хозяйства в си­бирской провинции. В материалах трех тематических разделов (наука, промыш­ленность, сельское хозяйство)сборника освещаются основные направления партий­но-государственной политики в отношении интеллигенции как активного участника разработки и реализации проектов регионального развития. Показаны драмати­ческие судьбы представителей старой интеллигенции, ставших одними из первых жертв сталинской "революции сверху" конца 20-х - начала 30-х гг.
Книга предназначена историкам, архивистам, а также всем интересующимся отечественной историей.


ISBN 5-7803-0049-6


©    Составление. С.А. Красильников, Т.Н. Осташко, Л.С. Пащенко, Л.И. Пыстина, 1999 г.
©    Институт истории СО РАН, 1999 г.
©    Комитет государственной архивной службы администрации НСО, 1999 г.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Исторический опыт послереволюционных преобразований российс­кого (советского) общества - одна из тем, вызывающих в последнее деся­тилетие пристальный интерес у отечественных обществоведов. Почти 20-летний период (1917 - конец 30-х гг.), ранее именовавшийся сталинской пропагандой эпохой создания основ социализма, или фазой, переходной от капитализма к социализму, ныне интерпретируется уже не столь идеологи­зированным образом. В рамках широко распространенного теперь в соци­альных науках цивилизационного подхода, теории модернизации послере­волюционные изменения на территории Советской России (СССР) трактуются как один из вариантов позднеиндустриального, или "догоняю­щего", типа развития. Под модернизацией принято понимать переход от традиционного, аграрного общества к современному, индустриальному, который может протекать и в реформистских, и в революционных формах. Модернизация, будучи многоплановым и разноуровневым процессом, имеет достаточно отчетливые сущностные характеристики: углубление разделе­ния труда, рост его производительности и преимущественное, по сравне­нию с традиционным и первичным сектором (сельское хозяйство, промыс­лы) развитие т.н. вторичного и третичного (индустрия, услуги) секторов хозяйственной деятельности в экономике; повышение социальной мобиль­ности и усложнение структуры общества в целом, преобладание экономи­ческих отношений и связей над сословными, корпоративными, урбаниза­ция населения, реализация лозунга о равенстве между полами и т.д. в социальной сфере; расширение участия слоев и групп общества в полити­ческой жизни; неуклонное повышение уровня грамотности и образованно­сти населения на фоне усиления дифференциации и возрастания роли ин­теллектуального труда в области культуры.
При наличии перечисленных и некоторых других базовых черт реали­зовавшийся в нашей стране в XX в. тип модернизации имел весьма отчет­ливую специфику, частично унаследованную от дореволюционного, поре­форменного периода, частично приобретенную в сталинскую эпоху. Модернизация насаждалась сверху, осуществлялась форсированными тем­пами, чрезвычайными методами, имела "очаговый" характер, обусловив­ший устойчивые межотраслевые диспропорции, повлекла за собой (осо­бенно в годы первых пятилеток) катастрофическое ухудшение жизненного уровня основной массы населения, осуществлялась в 20 - 40-е гг. как в условиях внешней изолированности, так и в немалой степени в самоизоля­ции от мировой экономики и культуры и т.д.
В свете сказанного особую актуальность приобретает изучение того, как большевистская партия, утвердившая свою власть в стране в ходе ре­волюционных изменений, осуществляла объективно назревшие модерни­
5
зационные преобразования. Российская революция, разрушив традицион­ные институты, структуры и отношения (самодержавный строй, феодаль­ные пережитки, сословная закрытость и т.д.), тормозившие прогрессивное развитие, максимально расширила социальное пространство для образова­ния новых структур и институтов (доступность образования и культуры для низов, рост выдвиженчества и т.д.). Одновременно новая власть изначаль­но достаточно жестко контролировала, а затем и вовсе пресекла рыночные отношения, частную собственность и социально-экономическую самосто­ятельность всех слоев и групп, т.е. именно те условия, которые являются почвой для органичной модернизации.
Не отрицая громадной роли, которую политический фактор, система власти играли в послереволюционном обществе, исследователи ныне все более осознают необходимость перехода от констатации этого факта к выявлению и изучению сложного многообразного взаимодействия между властью и обществом, политикой и экономикой, идеологией и культурой, Центром и провинцией.
Цель настоящего документального сборника составителями видится в том, чтобы посредством вовлечения в научный оборот архивных источ­ников способствовать более адекватной исторической реконструкции ука­занных выше процессов в сибирской провинции в 1926 - 1932 гг., т.е. на раннем, начальном этапе становления советской модели модернизации. Хронологически рамки сборника охватывают период, ставший по сути клю­чевым в развертывании крупномасштабных преобразований всех основных сфер нэповской действительности и радикально преобразивших облик эко­номики и общества в целом. С учетом многоаспектное™ темы и необхо­димости определения исследовательских приоритетов внимание было сконцентрировано на трех областях, в которых наиболее активно взаимо­действовали Сибирский регион и Центр (и наоборот): организация науки и научных исследований в регионе и для его нужд, промышленное и аграр­ное производство.
Связующим звеном между сферами социальной деятельности, науч­ной и производственной (индустриальной и аграрной) выступала интелли­генция в лице ее отрядов - научно-педагогического, производственно-тех­нического, управленческого. Проблема определения места и роли отечественной интеллигенции в реализации модернизаторских планов боль­шевистской власти всегда привлекала к себе достаточно пристальное вни­мание наших обществоведов, но сегодня она анализируется в новом ра­курсе. Исследователи обращают внимание на порождаемое участием интеллигенции в модернизации послереволюционного общества противо­речие: с одной стороны, вместе и наряду с властью группы специалистов участвовали в преобразованиях страны как субъекты, носители пионерных начал; с другой стороны, специалисты, будучи обвиненными как "вредите­ли", "контрреволюционеры", зачастую оказывались социальными жертва­
6
ми форсированных экономических, политических и культурных преобра­зований, объектами дискриминационной и откровенно репрессивной поли­тики властей.
В конце 20-х гг. обострилось противоречие между объективно су­ществовавшей и неуклонно возраставшей потребностью общества в ква­лифицированном интеллектуальном труде (необходимость увеличения численности ряда отрядов, в первую очередь специалистов, производ­ственно-технических и научных; повышение требований к эффективнос­ти принимаемых решений управленческими кадрами и т.д.) и отчетливо проявившейся в этот же период тенденции к усилению архаических черт в экономике, политике, культуре (рост люмпенских слоев и соответству­ющих настроений на производстве и в обществе в целом, возрастание с ведома и при участии властей массовых антиинтеллектуальных настрое­ний, "отсечение" от профессиональной деятельности и демонстративная невостребованность целых категорий интеллигенции, заподозренных в при­частности к т.н. бывшим эксплуататорам по происхождению, положению, ориентациям и т.д.).
Поведение властей, центральных и местных, определялось стремлени­ем как можно быстрее сформировать свою "органическую", аппаратную интеллигенцию, а "старую", унаследованную от прежнего общества и строя, так же быстрее растворить в массе "новой, народной" интеллигенции. На это, однако, ушло практически все межвоенное двадцатилетие (1921 - 1941 гг.), в ходе которого, особенно в 20-е гг., "старая" интеллигенция продолжала играть видную роль в социальных преобразованиях.
"Встроенность" интеллигенции в спектр социальных отношений по­зволяла ей чутко и активно реагировать на происходившие в обществе сдви­ги. С завершением восстановительного периода для экономики весьма остро встал вопрос об определении перспектив развития страны. Роль и значение интеллигенции в этой сфере трудно переоценить: ее группы ак­тивно участвовали в разработке и реализации планов "социалистической реконструкции" экономики страны, в частности, Сибирского региона. Имен­но интеллигенция конкретизировала и "приземляла" большинство широко­вещательных установок большевистского руководства. Именно интелли­генция зачастую выступала в качестве аккумулятора и выразителя интересов и потребностей региона, была инициатором проектов регионального разви­тия, адресованных Центру.
Из сказанного вытекает, что для изучения места и роли Сибирского региона в модернизаторских планах Центра и их практическом воплоще­нии важно реконструировать связи и отношения местной сибирской ин­теллигенции с региональной и центральной бюрократией. Другая грань от­меченной проблемы - изучение взаимодействия местной и центральной интеллигенции в деле обеспечения развития Сибирского региона в отме­ченный период.
7
Открывает сборник раздел, посвященный проблемам организации ре­гиональной науки, взаимодействия региональных и центральных научных учреждений, участия ученых в научной проработке и реализации как мест­ных, локальных, так и имевших глобальное значение народнохозяйствен­ных проектов накануне и в период первой пятилетки.
К середине 20-х гг. научный потенциал Сибирского региона характе­ризовался слаборазвитой сетью научных учреждений и организаций, пред­ставленной НИУ преимущественно низшего типа (опытные станции, про­мышленные лаборатории и т.д.); несколькими вузовскими центрами (Томск, Омск, Иркутск) с немногочисленными научно-педагогическими кадрами, которые не обеспечивали развертывания должного уровня требуемых ре­гиону научно-исследовательских работ ресурсоведческого профиля; от­током квалифицированных кадров, превышавшим по численности подго­товку внутри региона работников соответствующего уровня; отсутствием у регионального партийно-советского руководства очевидных приорите­тов, а следовательно, отрефлексированной региональной научной полити­ки (правда, Центр также не обозначил сколько-нибудь четкой заинтересо­ванности в развитии научных исследований в восточных регионах страны).
Рубежом в истории организации региональной науки стал прошедший в 1926 г. в Новосибирске I краевой научно-исследовательский съезд. Он явился консолидирующим фактором для "собирания" научных сил Сибири и установления более четких и формализованных связей интеллигенции с региональной номенклатурой в лице руководителей "Сибов" - Сибкрайко-ма ВКП(б), Сибкрайисполкома, Сибкрайплана и т.д. Центром организации науки в региональном масштабе стал Новосибирск. До конца 20-х гг. не имевший вузов и по наличию научно-педагогических кадров уступавший вузовским городам Сибири, Новосибирск имел статус краевого центра и концентрировал в "Сибах" пусть и немногочисленную, но зачастую наибо­лее квалифицированную региональную интеллигенцию.
Особенностью развития научно-организационной сферы Сибири вто­рой половины 20-х гг. являлось то, что фактическим координатором реги­ональной научной жизни стала негосударственная структура - возникшее в конце 1925 г. в Новосибирске Общество изучения Сибири и ее производи­тельных сил (ОИС). Вклад ОИС в организацию и осуществление регио­нальных исследований впечатляет. Во второй половине 20-х гг. при взаи­модействии с государственными краевыми структурами (в первую очередь с крайпланом) правлению ОИС удалось организовать трудоемкий учет и информационное освещение всех основных научных экспедиций, прово­дившихся на территории Сибири центральными и местными учреждениями в 1927 -1929 гг. Другим шагом явилась работа по координации деятельно­сти различных ведомств, направленная на изучение производительных сил (прежде всего ресурсов) края. Были сформулированы региональные по­требности и приоритеты в области научных исследований Сибири. При уча­
8
стии правления ОИС велась подготовка основных положений по научному обеспечению крупнейших региональных народнохозяйственных проектов. Отметим, что ОИС являлось крупной, но негосударственной организацией краеведческого типа и в начале 30-х гг. ее постигла участь других анало­гичных организаций: формально заявив о "самоликвидации", правление ОИС фактически было закрыто по решению директивных краевых органов.
Важно отметить (и документы это ярко демонстрируют) глубину и основательность подхода научной интеллигенции к разработке перспек­тив будущего Сибири. Вопреки возобладавшему позже технократичес­кому подходу к проблеме освоения Сибири, вместе с приоритетом за­дач освоения природных ресурсов региона сибирские ученые в лице проф. Н.Я. Новомбергского, Н.Н. Козьмина и других отстаивали идею ком­плексности изучения производительных сил края и выдвигали на первый план гуманитарные (этнографические, лингвистические, культурологичес­кие и пр.) исследования, направленные на изучение "человеческого факто­ра". Нетрудно, однако, увидеть, что с началом форсированной индустриа­лизации гуманитарные исследования надолго исчезли из перечня приоритетных. Не удалась и попытка сибиряков создать в крае эффективно действующую межведомственную организацию по координации работ на­учных учреждений различного типа и профиля. С громадным трудом по­ставив в практическую плоскость учет, регистрацию всех госбюджетных экспедиций вне зависимости от ведомственной "приписки", ОИС совмест­но с крайпланом не смогли сделать доступными для региональных учреж­дений оседавшие в центральных ведомствах Москвы и Ленинграда резуль­таты, итоги этих исследований.
Документы сборника отражают цели и деятельность местной номен­клатуры, руководителей различных звеньев "Сибов" в области организации научных исследований в регионе. Действия и интересы региональных ли­деров тех лет не сводимы к простой механической передаче указаний и распоряжений "сверху вниз" и подаче ходатайств "снизу вверх". Будучи на­деленными значительными (особенно по сравнению с более поздними вре­менами) полномочиями, они стремились упрочить свое положение прове­ренным бюрократическим путем: сделать все возможное для привлечения в регион максимума финансовых и кадровых ресурсов. В сфере организа­ции науки (наращивание научного потенциала региона, широкое привлече­ние в Сибирь ученых извне, поощрение экспедиционных работ и т.д.) крае­вое руководство не только всячески поддерживало местные инициативы, но и нередко само инициировало подготовку весьма крупных, достаточно сложных, ресурсо- и финансово-затратных проектов научного изучения края (в частности, работы по научному обеспечению Урало-Кузнецкого и Ангара-Енисейского проектов, создание в Сибири стационарных учрежде­ний (филиалов) отраслевой и академической науки и т.д.). В начальный пе­риод форсированной индустриализации можно констатировать практичес­
9
ки полное совпадение интересов региональной научной интеллигенции и по­литической элиты, взаимную поддержку, оказываемую друг другу. Ох­лаждение между ними начинается в конце 20-х гг., когда отношения уче­ных и власти осложняются серией "вредительских" процессов над интеллигенцией и возобладанием прагматического подхода к науке (под­держка в основном тех направлений, которые виделись полезными делу "соцреконструкции"). В это же время региональное руководство терпит неудачу в деле привлечения в Сибирь и использования для интересов реги­онального развития научного потенциала квалифицированных кадров "из­вне". Набиравшая поначалу стремительные темпы программа открытия здесь отделений и филиалов центральных отраслевых институтов системы ВСНХ, Наркомзема, Наркомздрава и др. в начале 30-х гг. столь же стреми­тельно была свернута по причине необеспеченности финансовыми сред­ствами и кадрами для форсированного наращивания сети НИУ на перифе­рии. Не оправдались надежды регионального руководства на то, что центральные ведомства полностью возьмут на себя затраты на разверты­вание периферийной сети, поскольку ведомства сами рассчитывали на ре­гиональное финансирование. В результате весьма значительные финансо­вые, материальные и человеческие ресурсы, вложенные в развитие отраслевого сектора науки в Сибири, лишь в малой степени оправдали ожи­дание обеих сторон (региональных лидеров и ведомств). Увеличилось глав­ным образом количество НИУ низшего и лишь отчасти среднего (филиа­лы и отделения НИУ) звена.
Особое место в межрегиональных научно-организационных связях периода первой пятилетки занимали контакты краевых органов с Академи­ей наук СССР, а также кампания шефской помощи, оказываемой Ленингра­дом Западной Сибири. Сибирские руководители выбрали для контактов с Ленинградом максимально благоприятный момент (решение XVI съезда о форсированном создании второй угольно-металлургической базы - Ура-ло-Кузбасса). Действуя через свои представительства в Москве и Ленинг­раде, сибиряки инициировали создание Урало-Кузбасских (Сибирских) сек­ций при Госплане СССР и в Совете по изучению производительных сил (СОПС) при Академии наук СССР. В 1931 - 1932 гг. комиссии крайплана и научного комитета крайисполкома активно работали совместно с руковод­ством АН СССР над согласованием направлений и сроков научных иссле­дований академических учреждений в крае. В июне 1932 г. состоялось наи­более значительное научно-организационное мероприятие первых пятилеток с участием академических ученых - выездная сессия АН СССР по пробле­мам Урало-Кузбасса. Одновременно развернулась интенсивная разработка проектов организации филиалов Академии наук в Западной и Восточной Сибири. Помимо комплексных экспедиций Академии наук СССР в районе Кузбасса, в течение нескольких лет в районе Кулунды работала экспедиция по изучению соляных озер юга Западной Сибири. В рамках кампании раз­
10
вертывания шефства Ленинграда над Западной Сибирью одним из приори­тетных являлся научно-педагогический аспект. Прорабатывались и частично были реализованы планы работ ленинградских вузов (университет, лесо­техническая и геодезическая академии) на территории Западной Сибири с целью подготовки научных сотрудников для региона, выделялись целевые аспирантские места, ряд преподавателей вузов и техникумов, научных ра­ботников по контрактам были направлены для работы в Сибири. Предус­матривалось, что ленинградские отраслевые и академические институты в порядке шефской помощи будут обеспечивать выполнение аналитических и камеральных работ для нужд края.
Приведенные в сборнике документы показывают, что проекты широ­кого и долговременного сотрудничества ленинградских и сибирских учреж­дений получили лишь частичное, фрагментарное воплощение. Тому было несколько причин. Как шефство, так и форсированная экспедиционная дея­тельность ленинградских НИУ и вузов носили характер кампаний, которые не были рассчитаны на длительный период. Подъем государственного и об­щественного интереса к Урало-Кузбассу в 1930 - 1932 гг., давший Сибирс­кому региону приток всевозможных ресурсов, в т.ч. и средств на научные исследования, сменился смещением внимания к другим регионам.
Документальные материалы сборника дают достаточные основания для вывода о том, что 1926 - 1932 гг. для регионального научного потен­циала явились временем существенного прироста всех основных его со­ставляющих элементов: расширилась география размещения НИУ и науч­но-исследовательских кадров; сформировался сектор отраслевой науки, прежде всего промышленной; значительно выросло экспедиционное "при­сутствие" в регионе академической науки; на новую организационную сту­пень поднялось руководство научными учреждениями (создание специа­лизированных органов в структуре региональной власти). Концентрация усилий ученых Сибири и Центра по первоочередному обеспечению круп­нейших общенациональных народнохозяйственных проектов освоения при­родных богатств региона дала ожидавшийся директивными органами эф­фект. Однако с точки зрения долговременных перспектив развития региональной экономики и науки тактика "натиска" имела и отрицательные последствия: научным исследованиям, в том числе узкоспециальным, под­вергались локальные территории; планы по развертыванию сети стационар­ных академических учреждений остались нереализованными; практически свернутыми оказались гуманитарные исследования, их оттеснили приклад­ные, ресурсоведческие изыскания; принцип комплексности научных работ при проведении исследований на территории региона блокировался прин­ципом ведомственного подхода.
Второй раздел сборника посвящен теме "Индустриализация и кадры специалистов сибирской промышленности". Модернизация страны осуще­ствлялась под флагом "социалистического переустройства общества".
11
Ядром преобразований становилась индустриализация. Под ее решение "подвёрстывалось" и "социалистическое преобразование" сельского хозяй­ства, и основные направления "культурной революции" (реформа образо­вания, массовые формы культурно-технического просвещения, техничес­кого обучения рабочих, идеологической работы и пр.).
При выявлении и отборе документов составители стремились проде­монстрировать несколько сюжетных линий раздела, в том числе динамику самой индустриализации с точки зрения соотношения реального состоя­ния и перспектив индустриального развития региона.
Ряд документов посвящен вопросам разработки проблем промыш­ленного развития региона, в них раскрывается характер их обсуждения в сибирских и центральных плановых и хозяйственных органах. Таковыми, в частности, являются записка СКСНХ в Сибкрайплан о направлениях и пер­спективах индустриализации Сибири (13 января 1927 г.), справка СКСНХ от 19 июня 1928 г. о проделанной в 1926 - 1928 гг. работе по перспектив­ному планированию народнохозяйственного развития края и др.
Базовые характеристики состояния сибирской промышленности со­держатся в таких документах, как, например, обзор экономического отде­ла ПП ОГПУ по Сибири о финансово-производственном состоянии и спе­циалистах Кузбасстреста (28 апреля 1928 г.), решение партийного совещания в мае 1928 г. о мерах по укреплению горнодобывающей промышленности Сибири и т.д. В источниках отражены малоизвестные аспекты организации строительства новых промышленных предприятий ("ударных" строек) -"Сибкомбайнстрой", завод горного оборудования (Новосибирск), цинко­вый завод в Кузбассе и некоторые другие.
Важное место в сборнике отведено освещению взаимодействия си­бирских органов управления с союзными и республиканскими центральны­ми органами (СНК, Госплан, Наркомат труда). Оно отчетливо проявлялось в связи с обсуждением планов и проблем развития региона, с решением задачи по обеспечению региона кадрами специалистов, в ходе поездок пред­ставителей центральных органов в Сибирь и т.д.
Особое внимание в те годы уделялось проблемам строительства си­бирской части Урало-Кузнецкого комбината (Кузнецкстрой) и в целом Куз­басса, что естественно и закономерно. В сборник включена целая группа документов об этом, в том числе информация представительства Сибк-райисполкома в Москве о переговорах в Госплане и ВСНХ СССР по воп­росам развития Кузбасса (июнь 1929 г.), в результате которых при ВСНХ была создана комиссия по развитию Кузбасса; подробное письмо руко­водителя Урало-Сибирской секции Госплана СССР инженера Н.Н. Коло-совского Г.М. Кржижановскому о впечатлениях о поездке по Кузбассу (март 1930 г.) и др.
Собственно индустриализация и связанные с ней вопросы промыш­ленного развития региона, при всем ее значении, является в сборнике, ско­
12
рее, фоном. Центральная же сюжетная линия раздела - положение и судь­бы специалистов в условиях форсированной индустриализации.
Курс на индустриализацию резко обострил проблему нехватки квали­фицированных кадров в Сибири. В 1928 г. треть всего технического персо­нала сибирской промышленности составляли практики. Наиболее квалифи­цированные ИТР были заняты в управленческом аппарате. Доля же специалистов с высшим образованием среди ИТР, работавших на произ­водстве, оставалась крайне незначительной. Ведущей группой техничес­кой интеллигенции и руководящих кадров сибирской промышленности на­кануне и в начале первой пятилетки оставались "старые" специалисты, объявленные "чуждыми" новому строю по своему социальному происхож­дению (в конце 1927 - начале 1928 г. до 70 % технического персонала си­бирской промышленности являлись выходцами из числа служащих, мещан, чиновников и пр.). По мнению властей, специалисты дореволюционной формации с их навыками капиталистического производства, "с отсталыми техническими знаниями и опытом" не были и не могли стать ведущей си­лой советского хозяйственного строительства. На первый план неизбежно выдвигалась задача подготовки новых кадров, а также "чистки" советских учреждений и предприятий от "чуждых" и "антисоветских" элементов. В 1929 - 1931 гг. были проведены еще более масштабные, чем в середине 20-х гг., массовые "чистки" соваппарата. В сборнике представлены доку­менты, достаточно наглядно и ярко освещающие эти вопросы, в частно­сти, социальный состав специалистов, их политические характеристики и оценки (см., напр., сводку ПП ОГПУ по Сибкраю от 28 апреля 1928 г. или направленные секретной частью Западно-Сибирского крайСНХ в ПП ОГПУ в октябре 1931 г. "сведения на бывших торгашей, фабрикантов, купцов и т.д."). В документах нашли отражение численность и состав специалис­тов; методы решения проблемы нехватки кадров, их рационального исполь­зования, привлечения кадров на "ударные стройки" (переброска и перерас­пределение, всевозможные мобилизации и т.д.); использование иностранных специалистов для строительства и пуска крупнейших производств; разно­образные меры для повышения квалификации, включая и заграничные ко­мандировки; подготовка новых кадров (потребность, распределение окон­чивших, хозяйственные стипендии и контрактация студентов).
Документы четко фиксируют, что конец 20-х гг. был отмечен ужес­точением отношения власти к интеллигенции - ростом репрессий, дискри­минации, отказом от многих достижений и норм нэпа. Внешним рубежом этого поворота стало знаменитое Шахтинское дело - первый громкий про­цесс над группой "специалистов-вредителей" в череде различных "дел" и судебных процессов конца 20-х - начала 30-х гг. В сборнике особое внима­ние уделено социально-политическим, правовым и материально-бытовым аспектам сложного и нередко драматического положения специалистов в эти годы. В частности, показано, как шахтинский процесс и процесс "Пром­
13
партии" вызвали усиление репрессий в отношении ИТР, рост антиспецовс-ких настроений, числа судебных преследований за производственные ошиб­ки и т.д. Эти документы прямо отражают репрессивно-дискриминационную линию партийно-государственной политики.
Ряд документов общественных организаций инженерно-техничес­кой интеллигенции дает понимание "советизации" интеллигенции в эти годы как сложного процесса, в котором вера и энтузиазм одних специа­листов сочетались с конформизмом других. Тем более важно отметить наличие критических оценок, которые давались специалистами, планов форсированной индустриализации и в целом отношения властей к про­блемам региона.
Конец первой пятилетки (1931 - 1932 гг.) был отмечен определенной корректировкой политического курса в отношении к "старой" технической интеллигенции: принимается преследовавший несколько целей ряд прави­тельственных решений и мер, направленных на улучшение материально-бытового положения специалистов в промышленности. Переход от поли­тики преимущественно "подавления и разгрома" технической интеллигенции конца 20-х гг. к политике "привлечения и заботы" о ней официально объяс­нялся властью коренными изменениями, происшедшими в стране и внутри самой интеллигенции; "разгром вредительства", "окончательная победа" социализма в городе и деревне, "великие подвиги рабочего класса", "успе­хи социалистического строительства" - все это, по словам А.Я.Вышинско­го, предопределило "поворот в нашу сторону" старых специалистов.
Летом 1931 г. были приняты партийно-государственные документы директивного характера: постановление ЦК ВКП(б) от 10 июля 1931 г. "О работе технического персонала на предприятиях и об улучшении бы­товых условий инженерно-технических работников" (не подлежащее пуб­ликации в печати) и постановление ЦИК И СНК СССР от 1 августа 1931 г. "Об улучшении бытовых условий инженерно-технических работников", опубликованное вскоре в журнале "Фронт науки и техники" (№ 9). Пред­лагаемые меры выходили далеко за рамки формального улучшения бы­товых условий ИТР и охватывали широкий спектр вопросов, в том числе производственных и судебно-правовых, касающихся положения специа­листов. Многие из них по сути повторяли известные положения партий­но-правительственных решений периода нэпа, что позволило некоторым современным историкам поставить вопрос о наступлении в 1932 - 1933 гг. своего рода неонэпа. Вместе с тем нельзя не видеть, что очередная сме­на курса в отношении ИТР, будучи реакцией на кризисную ситуацию в социально-экономической сфере, имела под собой прагматические ос­нования и выражала стремление режима поднять не без его (режима) уча­стия пошатнувшийся престиж производственной интеллигенции.
Завершающий раздел сборника тематически отражает чрезвычайно емкий в истории сельскохозяйственной интеллигенции период постепенно­
14
го свертывания декларированной в середине 20-х гг. политики "лицом к деревне" и решительного "слома" нэпа в ходе сталинской "революции сверху".
Переход к нэпу повлек за собой определенную деидеологизацию сфе­ры экономики, в том числе в аграрном секторе. В ходе поиска экономи­ческих решений, адекватных многоукладное™ российской деревни, были востребованы теории дореволюционных ученых-аграрников, многие из которых (А.Г. Дояренко, Н.М. Тулайков, Д.Н. Прянишников, Н.Д. Кондра­тьев, А.В. Чаянов) активно сотрудничали с советской властью. Показате­лен в этом отношении пример А.В. Чаянова - автора целостной концепции организации семейно-трудового крестьянского хозяйства, включенного в общественное производство через кооперацию. Созданный в 1923 - 1925 гг. под руководством другого видного ученого-аграрника Н.Д. Кондратьева перспективный план развития сельского и лесного хозяйства Наркомзема сконцентрировал в себе идеи о путях развития аграрного производства в условиях нэпа, наметил систему экономических мероприятий по практи­ческому воплощению избранного курса. В концептуальную основу перс­пективного плана был положен принцип развития производительных сил деревни на базе подъема единоличного крестьянского хозяйства. Роль го­сударственного регулирования рассматривалась с точки зрения выбора эф­фективной экономической политики, направленной на обеспечение необ­ходимых условий для такого развития. Меры по экономическому стимулированию мелкотоварного производителя, нацеленные на расшире­ние слоя крепких трудовых хозяйств, не предусматривали решения задачи социалистического преобразования деревни, а предлагали возможную мо­дель развития реально существующего сельскохозяйственного производ­ства в условиях законодательно оформленной экономической политики. Несмотря на критику со стороны аграрников-марксистов, разработанный под руководством Н.Д. Кондратьева план реально действовал, на его базе осуществлялось текущее планирование Наркомзема.
Социальная и профессиональная ориентация деятельности большин­ства аграрной интеллигенции Сибири вполне вписывалась в контекст тог­дашнего партийно-государственного курса и нашла понимание и поддерж­ку региональной номенклатуры. Так, основные направления земельной политики в Сибири получили одобрение III Всероссийского земельного совещания. 30 марта 1926 г. по докладу заведующего Сибкрайзу П. Меся-цева об итогах совещания бюро Сибкрайкома ВКП(б) приняло постанов­ление "Об очередных задачах в области сельского хозяйства", в котором признавался "правильным и единственно целесообразным путь дальнейшего развития и реорганизации сельского хозяйства Сибири через внедрение па­ротравополья". Эта система рассматривалась как главное условие перехода к мясомолочной специализации сельского хозяйства в Сибирском регионе. Вопрос о паротравополье широко обсуждался на районных земельных со­
15
вещаниях, губернских и уездных съездах Советов, в партийных ячейках. Специальные решения Алтайского, Омского, Новониколаевского, Иркутс­кого, Енисейского губернских съездов Советов не только одобряли на­правление сельскохозяйственной политики, но и намечали практические меры по ее реализации. Таким образом, руководство Сибкрайзу имело все основания утверждать, что основные положения и принципы сельскохо­зяйственной политики в Сибири, разработанные V Сибирским земельным совещанием (декабрь 1924 г.) и одобренные III Всероссийским земель­ным совещанием, получили официальную поддержку местных властей.
Нужды единоличного семейно-трудового крестьянского хозяйства определяли цели и задачи не только агрономической, но и научно-опытной работы. Пятилетний перспективный план строительства опытного дела в крае рассматривался в общем контексте "Перспективного плана развития сельского хозяйства в Сибири". Внедрение паротравополья предполагало решение целого комплекса научно-опытных задач в области агротехники, животноводства, экономики крестьянских хозяйств и т.п. "Привязка" паро­травополья к конкретным сельскохозяйственным районам предусматрива­ла проведение значительных по объему работ по изучению почв, климата, растительности и подготовке материалов для научного обоснования сель­скохозяйственного районирования края. В 1925 г. Сибкрайзу утвердило ос­новные линии научно-опытных исследований. Были выделены приоритет­ные задания в области агротехники полевых культур, селекции, применения сельскохозяйственных машин и орудий, животноводства и т.д. Эта работа инструктировалась и контролировалась Центром.
В феврале 1926 г. опытный отдел Наркомзема рассмотрел и одобрил перспективные программы работ областных станций Сибири, составлен­ные с учетом общих принципов планов реконструкции сельского хозяйства в регионе. Некоторые коррективы, связанные с изучением коллективных хозяйств и совхозов, вносились в программы в 1928 - 1929 гг., однако ко­ренного их пересмотра не произошло до полной реорганизации опытного дела в СССР на рубеже 1920 - 1930 гг. Каналом связи опытных учрежде­ний с крестьянством служила местная агрономическая организация. Пер­воначально постановка опытов в крестьянских хозяйствах возлагалась на участковых агрономов. В 1927 г. Наркомзем санкционировал решение о "привязке" института крестьян-опытников непосредственно к опытным учреждениям.
Документы, представленные в сборнике, показывают, что в годы нэпа в Сибири была проделана масштабная и результативная работа по воплоще­нию программы восстановления и развития аграрного сектора экономики, производственную базу которого составляло мелкотоварное крестьянское хозяйство. Эта основа коренным образом изменилась на рубеже 20 - 30-х гг. в ходе массовой коллективизации. По мере нарастания борьбы с "буржуаз­ным элементом" в деревне и бухаринской оппозицией в партии ужесточа­
16
лось отношение власти к сельской интеллигенции, которая стала рассматри­ваться не только в качестве носителя "кулацкой" идеологии, но и прямого пособника врагов советской власти. Подлинный перелом в аграрной полити­ке произошел в ноябре - декабре 1929 г. Ноябрьский 1929 г. пленум ЦК принял резолюцию "Об итогах и дальнейших задачах колхозного строитель­ства", которая констатировала вступление СССР "в полосу развернутого пе­реустройства деревни" и строительства "крупного социалистического зем­леделия". Было объявлено о начале нового исторического этапа -"социалистического преобразования сельского хозяйства". Пленум принял решение о создании союзного Наркомата земледелия, мотивируя это необ­ходимостью изменить методы руководства в планировании и финансирова­нии колхозного строительства в масштабах СССР.
Курс на радикальную социалистическую реконструкцию сельского хо­зяйства стимулировал процессы политизации и поляризации аграрной науки. Ученые-аграрники дореволюционной школы были отстранены от работы в советских учреждениях, подвергнуты остракизму на Первой всесоюзной конференции аграрников-марксистов в декабре 1929 г., где "буржуазные и мелкобуржуазные теории" Н.Д. Кондратьева и А.В. Чаянова рассматривались в одной связке с "антимарксистской" концепцией Н.И. Бухарина. Последне­го обвинили в "метафизическом" подходе к ситуации, сложившейся к концу 20-х гг., поскольку экономическую политику, характерную для начального периода нэпа, он пытался экстраполировать на все дальнейшее развитие.
Еще накануне и особенно в ходе коллективизации усилилось давле­ние на сельскохозяйственных специалистов в регионе: в 1928 - 1930-е гг. "чисткой" были охвачены аппараты сибирских земельных органов всех уровней - от краевого до районного. Материалы проверок на политичес­кую лояльность шли под грифом "секретно", а в состав комиссий по "чис­тке" вводились представители ГПУ. По мере развертывания коллективиза­ции наступление на аграрную интеллигенцию принимало все более агрессивный характер. Кампания по "раскулачиванию" зимой - весной 1930 г. вызвала новую волну проверок "идейной чистоты", тон и характер обвине­ний в адрес агроспециалистов становились все нетерпимее, формулировки все более жесткими. В январе 1930 г. работала специальная комиссия по "чистке" Сибкрайзу, которой был "вычищен" ряд работников руководяще­го звена земельных органов. Им вменялись в вину отсутствие "классовой линии" в работе, "мелкобуржуазная идеология", приверженность взглядам "неонародников" и "правых уклонистов".
"Чистка" земельных органов явилась прологом крупномасштабных репрессий против агроспециалистов. В августе - сентябре 1930 г. сибирс­кие органы ОГПУ провели арест группы ведущих специалистов земельных и плановых органов, научно-опытных учреждений и вузов края. Все они были обвинены в причастности к "контрреволюционной" деятельности "Кра­евого филиала ЦК Трудовой крестьянской партии", якобы возглавляемой
17
А.В. Чаяновым, Н.Д. Кондратьевым и другими специалистами "неонарод­нического" толка. Судя по включенным в сборник отдельным материалам архивно-следственных дел из архива Управления ФСБ по Новосибирской области, главной целью процесса над ТКП являлась дискредитация одной из основополагающих идей нэпа - установки на развитие частнособствен­нического крестьянского хозяйства. Материалы следствия подводили к выводу о том, что "выявленная" органами ОГПУ организация представля­ла собой крестьянско-интеллигентскую группировку, выражающую инте­ресы верхушечных слоев деревни. Документы свидетельствуют: пресле­дования сибирских "кондратьевцев" были органично включены в контекст политики насильственной коллективизации. Обращение к рассекреченным материалам из архивов спецслужб позволяет создать более полную карти­ну этого процесса.
Данный сборник документов является тематически и хронологичес­ки продолжением ранее изданного - "Власть и интеллигенция в сибирской провинции (конец 1919 - 1925 годы)" (Новосибирск, 1996). Преемствен­ность прослеживается в том, что в нем значительное внимание уделяется социально-политическим и правовым аспектам жизни и деятельности ре­гиональной интеллигенции (специалистов промышленности, сельского хо­зяйства, науки), ее взаимоотношениям с центральными и местными власт­ными структурами. В данном издании составители стремились проследить ряд существенных связей и взаимодействий по линии "регион - Центр" при­менительно к постановке и решению силами и при участии специалистов конкретных задач хозяйственного и культурного развития региона накану­не и в эпоху "великого перелома".
*     *     *
Все документы сборника публикуются под названиями, данными, как правило, составителями. Исключение составляют те из них, которые по­мещены в книге под собственными закавыченными заголовками. В случае отсутствия точной даты документы датированы, исходя из их содержания, либо по сопроводительным письмам или смежным материалам. По поводу архаических конструкций фраз, неясностей, орфографических ошибок, по­вреждений текста и механических утрат даются подстрочные примечания. Восполняемые составителями недостающие в некоторых документах от­дельные слова или части слов, а также знаки препинания заключены в квад­ратные скобки. Пропуски текста, сделанные составителями в публикуемых документах, отмечены многоточием в угловых скобках. Археографичес­кая легенда под каждым документом имеет следующие составляющие: архивный шифр хранения, степень аутентичности, способ воспроизведе­ния, описание бланка и печатей. В легенде также приводятся тексты резо­люций и делопроизводственных помет. Имеющие сквозную цифровую ну­
18
мерацию комментарии к содержанию документов объединены в специаль­ном разделе, который помещен в конце сборника.
Сборник составлен сотрудниками Института истории СО РАН С. А. Кра-сильниковым, Т.Н. Осташко, Л.И. Пыстиной (ими же подготовлена ввод­ная статья, примечания и список сокращений), а также сотрудником ГАНО Л.С. Пащенко. Археографическое оформление выполнено при участии С.Г. Петрова. В выявлении документов для сборника принимала участие сотрудник Государственного архива Новосибирской области О.В. Выдрина.
Составители выражают признательность за помощь в подготовке сборника сотрудникам Государственного архива Новосибирской области Л.Г. Алексеевой, O.K. Кавцевич, И.В. Малининой, сотруднику Управления ФСБ по Новосибирской области В.Г. Наумову и сотрудникам Института истории СО РАН О.А.Мальбаховой, Е.А.Паулиш, С.Н. Ушаковой.
19
РАЗДЕЛ I. НАУКА КАК ФАКТОР МОДЕРНИЗАЦИИ
ПИСЬМО ЦЕНТРАЛЬНОГО БЮРО КРАЕВЕДЕНИЯ В НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЕ БЮРО ПРИ СИБКРАЙПЛАНЕ О НАЛИЧИИ В ЛЕНИНГРАДСКИХ УЧРЕЖДЕНИЯХ МАТЕРИАЛОВ ПО ИЗУЧЕНИЮ СИБИРИ ЗА 1917 -1926   годы1
9 НОЯбря 1926 Г.
Научно-Исследовательскому Бюро при Сиб[ирском] Крайплане.
г. Новосибирск.
О материалах по изуче- Согласно просьбе Научно-Исследовательского Бюро нию Сибири в 1917 - при Сибкрайплане2 Центральным Бюро Краеведения 1926 гг. были предприняты шаги к выяснению в научных уч-
реждениях и организациях Ленинграда о наличии материалов по исследовательской работе в Сибири за период 1917 — 1926 г.г., причем выяснилось следую­щее!;]
1) Материалы по экспедициям и научным командировкам Академии Наук СССР находятся, частью в обработанном виде, в изданиях Академии Наук, а частью хранятся в учреждениях Академии, посылавших экспедиции. Некоторые сведения о них можно найти в годовых отчетах Академии, которые Вы можете непосредственно получить из Книгохранилища Академии, послав специальное ходатайство на имя Непременного Секретаря Акад. С.Ф.Ольденбурга. Выборка же сведений по форме Вашей программы для ЦБК затруднительна, т.к. потребу­ет много времени.
2) Государственное Русское Географическое об-во за отсутствием средств экспедиции в Сибирь не посылало.
3) Об-во по изучению Урала, Сибири и Дальнего Востока3 помещается в Москве (ул. Кропоткина, 16); председатель его Владимир Дмитриевич Вилен-ский-Сибиряков. Об-во же изучения Сибири и ее быта, помещавшееся в Ленин­граде, прекратило свое существование в 1917 г.
4) Государственный Русский Музей провел за годы революции целый ряд экспедиций и научных командировок, краткие сведения о которых помещены в отчетных изданиях Музея (Отчеты Музея за 1922 г.; за 1923 и 1924 г.г.; за 1925 г.; Отчетная выставка Этнографического Отдела за 1923 г.; Этнографические экс­педиции 1924—1925 г.г.), которые можно выписать непосредственно из Музея (Ленинград, Инженерная, 4); также и сведения по программе Русский Музей может сообщить в случае непосредственного обращения в Совет Музея.
Кроме вышеуказанных учреждений, Центральное Бюро Краеведения име­ет сведения, что в текущем году на территории Сибири и Дальнего Востока про­водились экспедиции следующими учреждениями: Отдел Охраны Природы Главнауки, Высшее Геодезическое Управление, Главное Электротехническое Управление ВСНХ, Центральное Управление Внутренних Водных Путей НКПС, Управление Внутренних Вод Сибири, Главное Гидрографическое Управление СССР, Государственный Институт Опытной Агрономии, Государственный Цен­тральный Музей Народоведения, Центральное Гидрометеорологическое Бюро Цумора, Российский Гидрологический Институт, Управление Портовых Изы­
20
еканий в Тихом Океане, Западно-Сибирский Отдел Русского Географического Об-ва, Биолого-Географический Исследовательский Институт при Иркутском Государственном Университете, Об-во Изучения края при Музее Тобольского Севера, Управление Колонизации на Урале.
О всех указанных экспедициях в Бюро Краеведения имеются краткие све­дения, которые в случае надобности могут быть сообщены. Более же подробные материалы можно получить, запросив непосредственно указанные учреждения.
За Председателя ЦБК Н. Марр
Ученый секретарь Д. <Святский?>а
ГАНО. Ф. Р-12. On. 1. Д. 495. Л. 80-81. Подлинник, подписи - авто­графы. Бланк Центрального Бюро краеведения Наркомата просвещения РСФСР. Л. 80. Здесь же вверху рукописные пометы: #Науч[но] Ис­следовательскому] Бюро. 16/Х1. М. Р[еминный]»; «Н. Ауэрбаху. Надо обсудить, что можно было бы получить непосредственно от Акад. Наук в ЦБКраев[едения] и в тех организациях, которые здесь перечислены. Со­ставить подробный доклад по этому [вопросу]. 16/XI. Б.[Болдырев]».
ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА ОБЩЕСТВА ИЗУЧЕНИЯ СИБИРИ В КРАЙПЛАН ОБ УЧЕТЕ И РЕЗУЛЬТАТАХ ПОЛЕВЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ В КРАЕ В 1927 году
на начало 1928 г.
ПОЛЕВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ В СИБИРСКОМ КРАЕ В 1927 г.
Благодаря совместной деятельности Бюро по изучению производительных сил Сибирского края при Крайплане4 и 0[бщест]ва изучения Сибири был по­ставлен впервые в Крае учет полевых исследований 1927 г. Сбор сведений был начат в феврале прошлого года. Бюро вело работу по линии ведомственных учреждений, О-во — по линии краеведческих и академических. Серьезная по­мощь была оказана Центральным Бюро Краеведения присылкой сведений об экспедициях Центра, а также Сибгеолкомом, сконцентрировавшим все данные о геологических исследованиях Сибкрая. В целях согласования и увязки полевых работ в апреле 1927 года были организованы совещания представителей заинте­ресованных ведомств и учреждений.
Кроме того, на весеннем Пленуме О-ва был поставлен и обсужден свод­ный доклад бюро и правления о-ва о всех предварительно учтенных к этому времени экспедициях и научных поездках. В целях информации мест были ши­роко использованы страницы «Жизни Сибири». В первых пяти №№ журнала за 1927 г. были напечатаны сведения о намечающихся в крае летом 1927 г. экспе­дициях. Отдельные оттиски отдела краеведения из журнала ввиде бюллетеня «Сибиреведения» были разосланы на места.
В результате этой работы экспедиционная кампания прошлого года про­шла в нашем Крае более планомерно, чем в предыдущие годы. Удалось согласо­вать, комплексировать целый ряд полевых исследований и устранить несколько случаев параллелизма.
Подпись неразборчива.
21
Наметился определенный перелом в отношениях к местам центральных экспедиций. Представители ряда крупных экспедиций: Академии Наук, Русского Музея и т.д. установили непосредственную связь с о-вом при проезде через Но­восибирск, представители ведомственных экспедиций - с Бюро по изучению производительных сил. В О-ве и Крайплане делались сообщения о результатах работ отдельных экспедиций. То же явление мы наблюдаем и в округах, где участники экспедиций Центра устанавливали тесный контакт с местными крае­ведческими и др. организациями.
Таким образом констатируются определенные достижения в экспедици­онном деле в результате первого же года работ по учету и согласованию поле­вых исследований.
Но наряду с достижениями, необходимо отметить и недочеты. Несмотря на то внимание, которое было уделено экспедиционному делу и Крайпланом и О-вом, о многих экспедициях в Новосибирске и в округах узнали только пост­фактум. Так на пленуме О-ва, происходившем зимой 1927 г., выяснилось, что на Алтае летом 1927 г. работало несколько украинских исследователей, а из отче­тов сибирских краеведческих организаций, поступивших в начале 1928 г., уда­лось установить свыше десятка научных поездок местного значения, о которых мы не имели предварительных сведений. По ориентировочному подсчету таких полевых работ, о которых мы получили данные только после их выполнения, имеется около 35%. Надо, впрочем, оговориться, что все крупные экспедиции были учтены и согласованы уже весной, и неучтенными остались только поездки с научной целью отдельных работников. Прежде, чем перейти к характеристике экспедиций, развернувших свою работу в Сибирском Крае в прошлом году, необходимо сделать несколько предварительных замечаний.
Работы учреждений технического характера и экспедиции ведомств, в ко­торых преобладает производственный момент, не включены в сводку, как и экспедиционные работы статистических учреждений, Убекосибири, Комитета Северн[ого] Морск[ого] Пути, Геодезического Управления, стационарные рабо­ты Стазры, опытных с. х. станций и некоторые другие работы производственно­го характера. Все, включенные в сводку, полевые работы разделены на две груп­пы: экспедиции и научные поездки. Провести разграничение между этими двумя видами полевых работ по какому-либо одному признаку очень трудно. В неко­торых случаях поездку одного научного работника надо считать экспедицией, например, Л.А. Кулика в поисках метеорита5, и, наоборот, совместную поездку даже 2 работников нельзя рассматривать как экспедицию, вследствие близости конечного пункта поездки, отсутствия оборудования и т. д.
Кроме того, встретились затруднения при определении задач отдельных научных поездок. Большинство исследователей имели не одно задание, а не­сколько. Одним лицом велись экономические и этнографические работы, архео­логические и исторические, исторические и лингвистические, охотпромысловые поездки сочетались с зоологическими исследованиями и т.д. Анализом имею­щихся материалов каждой поездки в отдельности устанавливалось основное задание, по которому классифицирована поездка в целом. Такой метод работы, конечно, не исключает возможности ошибок и неточностей, которые будут ис­правлены в процессе проработки дополнительно поступающих материалов о результатах полевых исследований прошлого года. Следует повторить, что эти трудности встречены, главным образом, при классификации поездок. Что же
22
касается экспедиций, то в большинстве случаев они имели вполне четко выяв­ленные основные задачи.
Общее число полевых исследований.
Общее число учтенных экспедиций и поездок - 183, из которых экспеди­ций - 88, поездок - 95.
По целям исследования они распределяются таким образом (числитель дроби - число экспедиций, знаменатель - поездок).
Геологических (минерал[огических],палеонтол[огических],

геолого-эконом[ических]) 59 (50/9)  
Этнологических 26 (3/23)  
Ботанических и геоботанических 19 (8/11)  
Археологических 15 (2/13)  
Географических (в т.ч. и крупные комплексные]) 10 (6/4)  
Зоологических (в т.ч. и энтомологических]) 9 (2/7)  
Исторических 7 (0/7)  
Медицинских (бальнеологических], медико-антроп[ологических],  
соц[иально]-мед[ицинских] и т.д.) 6 (1/5)  
По изысканию путей сообщения 6 (5/1)  
Экономических 5 (1/4)  
Агрономо-экономических 4 (4/0)  
Ветеринарно-зоотехнических 4 (0/4)  
Охот-промысловых 4 (0/4)  
Энергетических 2 (2/0)  
Лесоводственных 2 (0/2)  
Лингвистических 2 (0/2)  
Лесо-экономических 1 (1/0)  
Бактер[иолого]-агроном[ических] 1 (1/0)  
Метеоритных 1 (1/0)
Распределяя работы по тем разделам, которые были приняты на I Сибир­ском Научном Съезде получим:
По разделу «Недра» 59(50/9)     или   32,3%
«Поверхность» 64(26/38) 34,9%
«Связь» 6(5/1) 3,2%
«Человек» 54 (7/47) 29,6%
Возвращаясь к первой таблице, мы должны в первую очередь отметить то большое место, которое занимают в общем числе проведенных работ геологиче­ские исследования. Это основные работы Крайа и не только в численном отно­шении, но и в отношении затрачиваемых на них средств, как это мы постараемся доказать несколько ниже. Сравнительно велика группа этнологических и архео­логических работ, чему мы обязаны в первую очередь исследовательскому энту­зиазму наших краеведов, так как средства отпущенные на работы этого года прямо ничтожны и выражаются к общей сумме израсходованных на полевые исследования 1927 г. долями %. Сравнительно с прошлым годом увеличилось число ботанических и геоботанических работ. Здесь сыграли крупную роль ис­следования Совнархоза по бадану6 и исследование Сибзу, фактически осуществ-
а Так в документе, следует: в Крае.
23
лено Омскими и Томскими научными работниками, сумевшими параллельно с поставленными им заданиями провести многочисленные научные работы. Нас не должн[а] удивлять незначительность экономических исследований. Фактиче­ски их было больше, так как экономические задания ставились и комплексными экспедициями и при поездках этнологических и исторических.
То же самое мы должны сказать и в отношении исследований в области с[ельского] хозяйства], где работы проводятся не в экспедиционном порядке, а, главным образом, стационарно и не могут быть нами учтены. Не должн[а] нас смущать незначительность лесо-экономических исследований. Все лесоэконо-мические работы были проведены одной экспедицией, работавшей на огромном пространстве несколькими партиями, но по единому плану и под общим управ­лением.
Районы работ.
По территории работ полевые исследования 1927 г. распределяются таким образом:
Западная Сибирь 91
Средняя     « 45
Восточная   « 27
Бурято-Монголия 10
Казакстан 6
Д[альний] Восток 2
Тобольский север 1
Мы видим, что число работ закономерно понижается для Сибирского Края с запада на восток. Это понижение еще значительнее в части крупных экс­педиций и работ научно-практического характера. Основные работы (геологиче­ские, геоботанические, ботанические и географические) концентрируются в Западной и Средней Сибири. Распределить работы по округам с достаточной точностью не представляется возможным. Дело в том, что о ряде экспедиций Центра мы имели только общие указания в отношении территории работ[ы], вро­де «Западная Сибирь», «Алтай» и т. д. Кроме того отдельные поездки захватывали не один округ, а несколько, но основная работа сосредоточивалась обычно в ка­ком [-] либо одном округе. Все же мы сделали попытку детализировать районы работ и выделить районы, на которые было уделено особое внимание в 1927 г.
Алтай        39 экспед[иций] и поездок
Иркутский 20 Красноярский
иКанский .19
Хакасский 10
Томский 10
В остальных округах мы имели меньше 10 экспедиций, даже в Новоси­бирском только 6.
Слабее всего исследования велись в Тарском (4), Ачинском (4), Славго-родском (3) и Барабинском (1) и Каменском (1) округах.
Геологические исследования концентрировались в Тельбесском районе и Кузнецком бассейне. Довольно интенсивные геологические работы велись, кро­ме того, в Иркутском бассейне и в Хакассии. Этнологические исследования сосредоточивались (75%) в Иркутском, Тулуновском округах и Бурято-Монголии.
24
Географические исследования заметно преобладали на крайнем севере. Северу вообще (Нарымский и Туруханский край) было уделено сравнительно большое внимание (Гыданская экспедиция Академии Наук, Нарымская научно-промысловая, комплексная - рыбо-хозяйственной станции и т. д.)7.
Представляет интерес распределение исследователей по организующим научным центрам.
Исполнители работ: В прошлом году мы имели 3 работы иностранных ученых — шведских зоологов на Алтае, американского палеонтолога в Иркутском районе и японско­го этнолога в Туруханском крае. Кроме того, 44 исследования были поставлены не сибирскими учреждениями (Академия Наук, Русский Музей, НКПС, Нарком-зем, Главный Геологический Комитет6 и т.д.) при чем половина их (22) падают на работы Глав[ного] Геологического Комитета. Сибирскими же организациями было поставлено 136 исследований.
В %% это выражается таким образом:
Сибирские организации 136 или 74,5%
Не сибирские 44 или 24%
Иностранные 3 или 1,5%
Распределить исследования на: ведомственные и научных учреждений не всегда представляется возможным, настолько они переплетены между собой. Большинство ведомств привлекали к своим исследованиям научных работни­ков^] и в некоторых экспедициях на научных работников падала большая часть работы (и научная и организационная)^] например, в экспедициях Совнархоза по бадану, геоботанических — СибЗУ, обще-географических РПУ и т. д. Сибге-олком по примеру прошлых лет брал на себя выполнение геологических работ целиком. В текущем году и краеведческие организации пошли по этому же пути. Имеется данные о том, что Средне-Сиб[ирский] отдел Русского Географическо­го о-ва провел ряд исследований для ведомств и хозяйственных организаций и в частности промразведки для Тельбессбюро, треста «Русские самоцветы» и т. д. Общее число ведомственных работ было 30(16%)
Сибгеолкома 53 (30%)
Академических и краеведческ[их] организаций]    100 (54%) Если мы возьмем только сибирские организации, то из числа 136 местных исследований насчитывается:
Ведомственных 22 (16%)
Сибгеолкома 31 (23%)
Краеведческих (ВУЗов, научных и краевед­ческих о-в и музеев) 83 (61%) В ведомственных работах значительную роль играет Новосибирск (77% общего числа местных ведомственных исследований).
Посмотрим теперь, какие исследовательские вопросы привлекают внимание наших научных центров. С достаточной ясностью выясняются научные интересы тех наших городов, которые имеют ВУЗы. Характер ВУЗа определяет и научные интересы города в целом. Омские работники ведут преимущественно исследования ботанические, сельскохозяйственные, зоотехнические, Томские — геологические, ботанические и медицинские, Иркутск — этнолого-археологические. Представляет
Исправлено, в документе: Кабинет.
25
большой интерес выяснение роли городов в исследовательской работе. По числу занятых в полевых работах 1927 г. местных научных работников наши города рас­пределяются в таком порядке:
1. Томск
2. Иркутск
3. Омск
4. Новосибирск
5. Красноярск
6. Барнаул
7. Ачинск.
Этими 7 пунктами и ограничивается скромный список наших краеведческих центров, выделивших исследователей для полевых работ 1927 г. При этом сле­дует отметить, что Ачинск начал свою работу впервые только в прошлом году.
Наличие 7 центров, из которых 2 последних настолько слабы, что прове­ли вместе 3 научных работы, конечно, является явно недостаточным для ог­ромной территории нашего Края. Если к этим 7 городам присоединить еще Бийск, Улалу, село Бейское Минусинского округа, Минусинск и Тулун, где велась стационарная исследовательская работа, то эти 12 пунктов будут пред­ставлять полный, надо думать, исчерпывающий список научно-краеведческих центров Сибирского края, где пульс исследовательской жизни бился с большой неравномерностью в 1927 г.
Остановимся еще на вопросе о том, какие районы Сибири интересовали наших местных работников. Омские, Томские и Новосибирские работники вели исследования на территории западной и средней Сибири и не ограничивались узко краеведческой работой в пределах своих округов; Красноярцы вели работы в более тесных рамках Приенисейского края; иркутяне — в Восточной Сибири, захватывая Бурят-Монголию. У организаций Европейской части Союза наблю­дается повышенный интерес к Алтаю, где работали больше 50% всех неместных экспедиций Сибкрая.
Израсходованные средства:
В заключении необходимо отметить вопрос о средствах, фактически из­расходованных на полевые работы 1927 года.
Выяснение этого вопроса встречает большие затруднения в связи с тем, что в сметах учреждений расходы на полевые исследования не выделены, даже не всегда выделены расходы на исследовательские работы вообще. Кроме того нет данных о расходах центральных учреждений на исследовательские работы в Крае и, в частности, таких крупных организаций, как Главный Геологический Комитет, НКПС, Академия Наук и т. д. Поэтому наши сведения о средствах, израсходованных на полевые работы Края, не носят исчерпывающего характера и могут характеризовать только расходы местных Сибирских организаций. Про­исходило перераспределение средств внутри местных организаций, что также осложняет подробное освещение интересующего нас вопроса. Поэтому ниже­приводимые данные, конечно, не носят исчерпывающего характера.
26
Расходы на полевые исследования 1927 г.
Геологические исследо­вания (Сибгеолком) Исследования по бадану (Крайсовнархоз) Лесоэкономические ис­следования] (Сибзу) Исследовательские рабо­ты Сибводопути Исследовательские рабо­ты РПУ
Рыбохозяйственные исследования]
[бюджет]     Местные    Хозяйственные]     ВСЕГО
Государства   [средства]     организ[ации]_
44404 - 89563 р.
100000 р.
32000 12799 130651 р.
10000 р. 23750 р. 130500 р. -_1500 р.
45163
100000
85852
10000
23750
130500
1500
396765
76404
12799
486968 р.
ПРИМЕЧАНИЕ: РПУ были переданы 9 000 р. СибЗУ на лесоэкономиче ские исследования и[,] таким образом[,] общие расходы на лесоэкономические исследования достигают цифры 139 651 р. Рыбохозяйственной станцией были получе­ны, кроме ассигнованных по госбюджету, 1 500 р. от Комитета Севера и РПУ 10 000 руб. Что касается местных научных организаций, то в нашем распоряжении имеются данные о средствах, отпущенных им на полевые исследования из крае­вого бюджета.
СибОНО были переассигнованы музеям и научным обществам на полевые работы       4 800 [р.] О-во изучения Сибири имело от Совнархоза 10 000 р. Нет данных о том, что Музеи и о-во имели в 1927 г. специальные ассигно­вания из госбюджета на полевые работы. Только ВУЗы имели небольшое ассиг­нование в размере 2 880 руб.
Таким образом, основной фонд, из которого питались наши научные орга­низации для осуществления их исследований были те 15 000 руб., которые фак­тически были отпущены на полевые работы Крайисполкомом в 1927 г. Представляет интерес, как были распределены эти суммы:

0[бщест]во СибОНО  
3737 р.  
1945  
1439 1150 р.  
1450 р. 2300 р.  
22 р. 1050 р.  
1407 р. -  
- 300 р.
Геологические исследован[ия] Зоологические « Ботанические « Экономические]    и    этно­графические] Археологические Обработка материалов
Искусство - 300 р. 300 р.
14800 р.
Таким образом, основные средства государства были потрачены на при­кладные исследования. И все же, несмотря на незначительность средств, отпу­щенных на научные исследования теоретического характера, бросается в глаза
ВСЕГО 3737 р. 1945 р. 2589 р. 3750 р.
1072 р.
27
значительное число этих исследований. В частности, констатировано 26 этноло­гических работ, из которых подавляющее число было осуществлено организа­циями, имевшими от государства 3 750 р. Такая же картина наблюдается в от­ношении археологических, лингвистических и исторических исследований, на организацию которых было израсходовано во всем крае народных средств менее 1 500 р. Фактически большинство исследований теоретического характера, ко­нечно, велись на собственные средства самих научных работников.
Выводы:
1. В истекшем году в Сибирском крае было проведено значительное число полевых исследовательских работ, осуществленных в порядке экспедиций и отдельных поездок от различных учреждений [-] ведомственных и научных, центральных и местных.
2. Данные о произведенных на эти работы расходах свидетельствуют, что основные средства были потрачены на разрешение научных проблем действи­тельно актуальных для хозяйственной жизни края.
3. На научные исследования не прикладного характера, наоборот, были потрачены крайне незначительные средства.
4. Благодаря совместной деятельности БИПСа и о-ва изучения Сибири удалось провести впервые в Крае сложное дело учета полевых исследований 1927 г. и достигнуть целым рядом мероприятий большего согласования в поле­вых исследованиях прошлого года.
ГАНО. Ф. Р -12. On. 1. Д. 451. Л. 130 —134. Машинописный экземпляр.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ СИБКРАЙИСПОЛКОМА О ПЛАНЕ НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ РАБОТ В КРАЕ НА 1927/28 год, РАЗРАБОТАННОМ КРАЙСОВНАРХОЗОМ ПРИ УЧАСТИИ КРАЙПЛАНА
21 марта 1928 г.
Заслушав доклад СибкрайСНХ по плану научно-исследовательских работ на 1927/28 г. и заключение по нему Сибкрайплана, Сибкрайисполком ПОСТАНОВИЛ:
1. Для завершения работ, произведенных по изучению минеральных озер Славгородского округа в 1926/27 г. и дальнейшего углубления их, в целях выяс­нения промышленных сырьевых рессурсов в группе озер Михайловского района утвердить 23 тыс руб. из средств краевого бюджета[,] предназначенных на науч­но-исследовательские работы. Считать необходимым параллельно с этим про­вести подготовительные экономическо-промышленные исследования для выяв­ления путей промышленного использования озер Славгородского округа за счет Содостроя8.
2. На геолого-промышленные исследования кварцевых песков Краснояр­ского и Тулуновского округов, а также на работы Керамической станции при СТИ9 по изысканию промышленных методов обогащения песков Антибесского месторождения утвердить из тех же средств - 10 тыс руб.
3. По проблеме бумажной промышленности произвести в текущем году топографическую съемку обследованных в 1926/27 г. для этой цели районов лесонасаждений, изыскание каолинов, серного колчедана и пр[очих] вспомога­
28
тельных материалов, пробные испытания партии балансов на одной из бумаж­ных фабрик Европейской части СССР и при участии специалистов из Центра [произвести] экспертизу и экономические обоснования в отношении места, объ­ема и характера бумажного комбината.
Утвердить ассигнования для этой цели из бюджетных средств 25 тыс. руб.
4. Завершить геологические и керамические обследования огнеупорных и фарфоро-фаянсовых глин, полевых шпатов и гипсов в пределах Новосибирского округа и на осуществление этих работ ассигновать из бюджетных средств теку­щего года 5 т[ыс] р., покрытие остальных семи тысяч руб. предусмотреть по бюджету 1928/29 г., а также поставить геолого-технические обследования, глав­ным образом, цветных глин в Бийском округе, для чего ассигновать из тех же средств 2,5 т[ыс]. р. и покрытие остальных 4,5 т[ыс]. р. предусмотреть по бюд­жету 1928/29 г.
5. Утвердить запроектированные геолого-разведочные работы на Аспа-гашском и Камыштинском асбестовых месторождениях в размере 20 т[ыс]. р. за счет кредитов Сибкрайгосторга, покрытие этого кредита предусмотреть по бюд­жету 1928/29 г.
6. На работы по экономическому обследованию возможностей стимули­рования посевов льна в Новосибирском и прилегающих к нему округах для соз­дания базы, для проектируемой к постройке по 5-летнему плану новой льнопря­дильной фабрики, отпустить 2 т[ыс]. р. из бюджетных средств.
7. Признать целесообразным организацию работ по изысканию промыш­ленных методов получения масла из кедровых орехов. Работы эти в размерах до 5 т[ыс]. р. провести на средства Сибмаслотреста.
8. На подготовляемую разработку архивных материалов б[ывшего] Алтай­ского Горного округа, согласно постановления СКИКа от 11 января с.г., отпус­тить из бюджетных средств 2,5 т[ыс]. р.
9. На опубликование результатов работ по производимым научно-исследовательским работам ассигновать 5 т[ыс].р., покрытие которых преду­смотреть в бюджете 1928/29 г.
10. Признать необходимым дополнить представленный СибКСНХ план ра­ботами на текущий год по детальной разработке плана развития лесохимической промышленности и осуществлением ряда практических мероприятий в этой области. Поручить Сибкрайсовнархозу представить план этих работ и потребные на это ассигнования10.
ГАНО. Ф. Р - 12. On. 1. Д. 1277. Л. 47 -47об. Машинописная копия. Нал. 47 вверху рукописная помета: «Рассмотрено Президиумом] СКИКа 21.111.28 г. прот.№ 15-148, п. 1».
ПИСЬМО ГОСУДАРСТВЕННОГО ИНСТИТУТА ПРИКЛАДНОЙ ХИМИИ В СИБКРАЙСОВНАРХОЗ О РАЗРАБОТКЕ ТЕХНОЛОГИИ ПРИМЕНЕНИЯ СИБИРСКОГО БАДАНА В ПРОМЫШЛЕННЫХ ЦЕЛЯХ
21 марта 1928 г.
Председателю Сибкрайсовнархоза. г. Новосибирск, Октябрьская, 58.
29

No comments:

Post a Comment

Note: Only a member of this blog may post a comment.